• Авторизация
  •    

ЧЕСТЬ? ИМЕЕМ! Летом-2014, в самые тяжелые моменты донбасского противостояния, у меня возникло стойкое ощущение, что мы близки к большой войне.


Главная / категория «05.07.2016» / «ЧЕСТЬ? ИМЕЕМ! Летом-2014, в самые тяжелые моменты донбасского противостояния, у меня возникло стойкое ощущение, что мы близки к большой войне.»



сегодня в 11:01


ЧЕСТЬ? ИМЕЕМ!

Летом-2014, в самые тяжелые моменты донбасского противостояния, у меня возникло стойкое ощущение, что мы близки к большой войне.

Оно заметно усилилось, когда 17 ноября на кремлевском совещании силовики оповестили В.В. Путина о теракте как причине авиакатастрофы А321 над Синаем. Признаюсь — в ту секунду я как никогда раньше понял чувства людей, 22 июня 1941 года слышавших из радиоприемников: «Сегодня, в 4 часа утра, без объявления войны…» Через неделю, после трагедии в небе над Сирией, случившейся с нашим бомбардировщиком по вине турецких военных преступников, 22 июня стало ощущаться почти на физическом уровне.

В последних числах июня, ровно через 75 лет после начала Великой Отечественной, стрелки на часах аналогий будто крутанулись назад. Наблюдая за бурным примирением с Турцией, я, по-прежнему безоговорочно признавая гигантскую геополитическую ценность пакта о ненападении, заключенного с Третьим Рейхом, прочувствовал эмоции и мысли советских граждан и особенно активистов-антифашистов, узнавших 24 августа 1939 года о новом уважаемом западном партнере. Похожее было в период трансформации в официальных СМИ и дипломатической риторике кровавой киевской хунты в олицетворяемый Порошенко «лучший шанс для Украины». Но тогда процесс все же растянулся во времени, не было скачка за пару дней от одной крайней засечки политической линейки к другой.

Дополнительную грусть и гнев навевали кульбиты турецкой стороны, которая, как выяснилось, в обертке извинений по-восточному хитро прислала чуть ли не дополнительную издевку, а еще одну издевку продемонстрировала уже безо всякой обертки: пообещав компенсацию семье погибшего Олега Пешкова, затем взяла слова назад, присовокупив, впрочем, что вопрос может быть рассмотрен в случае, если родные Пешкова напишут соответствующую просьбу. Казалось, что дно пробито окончательно. Оставался лишь один горький вопрос: неужели русский человек настолько лишился национальной гордости, что для него после всего этого турецкие помидоры в мгновение ока вновь станут вкусными, а турецкие курорты — уютными?

Но случилось событие, после которого стыдливая (стыд в первую голову перед самими собой) общественно-обывательская легитимация прощения Турции если не отменилась тотчас и бесповоротно, то уж точно не будет иметь должного размаха и морального фундамента. Родные Пешкова, которым была уготована роль авангарда и обоснования этого прощения, наотрез отказались от любых турецких компенсаций в любой форме, что с прошением, что без, назвав саму мысль об этом кощунственной и унизительной.

У меня, да и у очень-очень многих, на душу лег большой камень, когда амнистию Н. Савченко подкрепили соответствующей просьбой родственниц журналистов Волошина и Корнелюка, с телесюжетом об их встрече в Кремле с президентом. Не буду комментировать подход к этому вопросу государственного аппарата, в том числе и по причине наличия в СМИ определенных рамок. Тем паче не буду комментировать действия вдовы Корнелюка и сестры Волошина, и из христианских соображений, и сообразно золотому правилу нравственности. Я не знаю всей подоплеки ситуации и в любом случае я, слабый грешный человек, не знаю, как повел бы себя на их месте. Скажу так: ситуация тяжелая, гнетущая, очень неоднозначная. Хорошо, что в случае с Пешковыми все однозначно, и однозначность эта светлая. Вряд ли у этой семьи сейчас много поводов для радости, но меня и опять же очень-очень многих ее поступок необычайно порадовал. Я готов идти из Ростова в Липецк пешком, чтобы сказать родным Олега одно слово: «Спасибо».

Когда речь заходит о сущности государства, я люблю приводить цитату из П.Б. Струве: «Если исторические судьбы и пути народов подлежат вообще какой-либо оценке, то критерием этой оценки не может служить формула какого-либо нравственного закона. Что можно сказать, например, о Петре Великом, подходя к нему с аршином категорического императива? С этой точки зрения, процесс создания всякого великого государства есть цепь предосудительных происшествий и даже преступлений. Исторические судьбы народов и государств несоизмеримы с индивидуальной моралью». Сказанное верно вдвойне применительно к современной РФ, с ее родовыми пороками вроде алхимической смеси капитализма с феодализмом и олигархией и сильнейшего влияния на политику частных и групповых интересов. Но ведь, помимо холодного и принципиально имморального государства, есть нация и гражданское общество! И поступок Пешковых — это не вещь в себе, не просто «Пешковы — Турции». Такие поступки служат толчком к формированию гражданского общества, а если оно сформировано, но впало в спячку, — громким хлопком в ладоши, призывающим к побудке. И к пробуждению нации, где родственники Пешкова — все мы.

После Крыма и начала борьбы Донбасса гражданскому обществу РФ, крайне несовершенному, болезненному и сонному, уже не раз удавалось добиваться локальных, но значимых побед там, где государство закрывало глаза или разводило руками. Удалось прижать к стене и заставить униженно каяться украинского ведущего-русофоба Грачева, зачем-то приглашенного работать на НТВ. С телеканала «Матч ТВ» уволили доморощенных русофобов. Провалился кинопрокат ленты с активно поддерживающим так называемое «АТО» украинским актером Зеленским. Наконец, свежий триумф другого рода. После протестов против увековечивания памяти маршала Маннергейма в городе на Неве вопрос был рассмотрен Советом по мемориальным доскам при правительстве Санкт-Петербурга, постановившим: доску установили незаконно, нарушив петербургское законодательство.

Известно, что русско-турецкая война 1877–1878 годов не была желанной для правящих кругов нашей страны, их буквально принудило к военным действиям против османов русское общество, ведомое славянофилами и вдохновленное идеей спасения балканских народов и защиты Православия. До сих пор спорят, так уж ли надо было нам защищать тех же болгар, да и других балканцев, благодарностью затем не отличавшихся. Как бы то ни было, та кампания вошла в число самых славных страниц русской военной истории, но главное — мы были очень близки к решению самой главной, вековой нашей геополитической и к тому же духовно-цивилизационной проблемы, прямо с Балканами не связанной. Речь о контроле над Константинополем и проливами. Русская армия стояла в 15 верстах от столицы Османской империи, но давление и козни уважаемых западных партнеров, в первую очередь Англии, помешали туда войти.

Сейчас Османская империя съежилась до размеров Турции, амбициозно мечтающей, впрочем, о реванше и возвращении к прежним границам. Константинополь зовется Стамбулом, да и столица не там, а в Анкаре. О русском штурме что старой, что новой столицы речи не идет. Но руководство РФ могло бы воспользоваться позицией русского общества как орудием если не военного, то дипломатического штурма. Продемонстрировать, что оно бы и радо вновь братски обняться, но существуют внутренние сложности и противопоказания. Откатить чересчур поспешное, бурное и неуместное примирение. Воспользуется ли? Уверенности, мягко говоря, нет. Нам остается делать, что должно, и будь, что будет. А если общество делает, что должно, без нытья и халтуры, то шансы на успех внушительны. Русский человек, ставший социальным кадавром с биркой «от меня ничего не зависит», — одно из самых жутких явлений постсоветской поры. Еще как зависит. Еще раз спасибо и низкий поклон родным Олега Пешкова, что напомнили об этом. Эти простые русские люди сделали большое дело за себя, за того парня, погибшего в сирийском небе, и за нас всех, которым пора оживать.

АВТОР: Станислав Смагин





 0 

Создан: 05.07.2016.  Изменён: 05.07.2016.  Reads: 197